Предлагаем вашему вниманию интервью Уполномоченного МИД России по вопросам прав человека, демократии и верховенства права Константина Долгова радиостанции «Коммерсант-ФМ» 27 августа 2013 года. 

— Насколько мы понимаем, до сих пор представителям нашего посольства не удалось встретиться с задержанным в Минске российским гражданином Владиславом Баумгертнером, и пока непонятно, когда эта встреча произойдет. Может быть, у вас какие-то есть сведения?

— Соответствующие запросы сделаны. Действительно, на момент моего выезда на эту передачу не было информации о том, что встреча состоялась. Но представитель посольства прокомментировал ситуацию, сказал, что они ожидают буквально с минуты на минуту официального ответа, причем положительного ответа от белорусских властей. Речь идет о консульском посещении, об обеспечении законных прав российского гражданина. Я думаю, что такой доступ будет предоставлен. Это нормальная международная практика.

Основные оценки ситуации уже прозвучали с российской стороны. Сегодня состоялась, как вы знаете, встреча в МИД России между заместителем министра Григорием Борисовичем Карасиным и послом Республики Беларусь в Москве. С нашей стороны было подчеркнуто, что задержание российского бизнесмена, российского гражданина, которое произошло вчера, — это вещь недопустимая. Мы ожидаем от белорусской стороны двух принципиальных вещей. Во-первых, конечно, скорейшего освобождения российского гражданина. И второе — соответствующих официальных разъяснений произошедшего. Разумеется, все необходимое содействие, в том числе консульское, российскому гражданину будет предоставлено. Работает, как вы правильно заметили, активно наше посольство в Минске, работает МИД, так что внимательно следим за развитием ситуации.

— Честно говоря, никто не ожидал вчерашней этой новости. Я хотел немного по-другому разговор строить. Но после того, как стало известно, что российский гражданин задержан в Минске, причем после переговоров с премьер-министром республики, у меня возник такой вопрос к вам. Мы в последнее время стали подозрительно часто сталкиваться с ситуациями, когда в различных странах, как минимум задерживаются, как максимум оказываются в заключении граждане России по самым разным поводам. Можно ли говорить о некой тенденции? Или это слишком смелое предположение, на ваш взгляд?

— Действительно, в последнее время громких случаев немало. Однако давайте все-таки здесь проведем такую линию разграничения. Россия – далеко не единственное государство, чьи граждане задерживаются правоохранительными органами других стран или оказываются в результате судебных решений в тюрьмах других государств. По самой скромной статистике, более 20 тыс. американских граждан находятся в тюрьмах других государств. Вне всякого сомнения, если граждане любой страны нарушают законы других суверенных государств, разумеется, это плохо. И мы исходим из того, что российские граждане не должны нарушать ни российские законы, ни законы других государств. Это, если хотите, совершенно нормальное требование, на основе которого и строится вся система верховенства права в мире. Здесь другое заботит: действительно участились случаи, когда российских граждан арестовывают в третьих странах по американским ордерам.

— По запросу третьей стороны.

— Да, по запросу вполне конкретной страны.

— Несколько минут назад пришла новость о том, что Дмитрия Устинова экстрадировали в США в пятницу, несколько дней прошло. Вот как это объяснять тогда? Вы подчеркнули, что запросы совершенно конкретной стороны — Соединенных Штатов.

— Сюрпризов в этой конкретной ситуации нет, потому что апелляция адвокатов Дмитрия Устинова была отклонена. Мы давали свою соответствующую оценку этому обстоятельству. История с Дмитрием Устиновым — это очередной печальный пример той самой тенденции, о которой мы с вами начали говорить. Вновь российского гражданина арестовывают по ордеру Соединенных Штатов на основании информации, которая, по оценке адвокатов, не содержала каких-то веских доказательств и свидетельств его вины. Российская сторона вообще не получала соответствующих сведений от американской стороны, хотя — и это касается всех случаев, аналогичных ситуаций с Дмитрием Устиновым — есть специальный российско-американский договор о взаимной правовой помощи по уголовным делам от 1999 г. Хорошее соглашение. Смысл его в том, что если у одной из сторон, в данном случае у США, есть какие-то претензии в отношении деятельности граждан другой стороны, договор предусматривает, что американские правоохранительные органы могут и должны войти в контакт с их российскими коллегами, представить соответствующую информацию. На основе этой информации наши органы будут принимать решение о необходимых мерах.

— И здесь не имеет значения, на территории какого государства находится гражданин, к которому США имеют какие-то претензии?

— У российских органов есть юрисдикция в отношении российских граждан. Принципиальный вопрос в том, что если действительно наши граждане совершили те самые правонарушения или преступления, в которых их обвиняют Соединенные Штаты, то, разумеется, они должны понести ответственность. Все правонарушения, в которых обвиняются задержанные российские граждане, наказуемы и в России. Но вину надо доказывать. А с этим большая проблема – наших граждан, в отношении которых у российских правоохранительных органов нет каких бы то ни было претензий, арестовывают на территории третьих стран на основе обвинений, суть которых нам неизвестна, не говоря уже о деталях. Официально нам об этом не сообщают, информацию нам не передают, несмотря на требования указанного двустороннего соглашения.

— Но вы же, наверное, обращаете внимание ваших американских коллег на то, что они не выполняют условия?

— Постоянно.

— Если бы это был один случай…

— Нет, таких случаев, к сожалению, много.

— Как они объясняют?

— Говорят нам о том, что этот двусторонний договор не регулирует отношения Соединенных Штатов с третьими странами в области экстрадиции. Вы знаете, не надо быть юристом, чтобы понимать, — двусторонний договор не должен регулировать отношения Соединенных Штатов с третьими сторонами в области экстрадиции. Смысл этого соглашения в том, что если оно будет задействоваться в полном объеме добросовестно, выполняться обеими сторонами, в данном случае Соединенными Штатами, то как раз вот этих случаев экстрадиции с территории третьих стран вполне можно будет избежать. Но на это наши американские коллеги не идут.

— Насколько я понимаю, у них там существуют такие нормы, что если…

— Экстерриториальное применение американского законодательства, безусловно.

— Да, есть риск, и все, они не обращают на это внимания.

— Они считают, что американское право выше любого другого права и правопорядка и что если у них есть претензии, они сами будут разбираться с гражданами другого суверенного государства.

Подчеркну еще раз, мы категорически не намерены мириться с ситуацией, когда российских граждан доставляют путем контрабанды, по-другому это не назовешь, на американскую территорию. Поскольку мы считаем, что подобная экстрадиция нарушает нормы международного права, не говоря уже о двусторонних соглашениях, о которых мы с вами говорили. Кстати, российско-американская консульская конвенция также нарушается.

— А какие инструменты есть у нашей страны в этом несогласии? Мы скажем: "Мы не согласны, мы решительно не согласны". Как защитить российских граждан? Получается, что нет такого пока инструмента?

— Конечно, оптимальный путь решения этой проблемы заключается в том, чтобы все-таки побудить американскую сторону положить конец этой практике, прекратить подобные задержания с последующей экстрадицией. К сожалению, пока этого не происходит, не по нашей вине. Какие методы? Правовые методы, дипломатические, мы других методов в принципе не признаем.

— Я понимаю, но как их переубедить, если они это десятилетиями практикуют? Понимаете, мы получаемся как какая-нибудь, при всем уважении, да, африканская страна или латиноамериканская. Мы выросли на фильмах об операциях спецслужб американских, которые едут куда-нибудь в Панаму, хватают генерала Норьегу, привозят там его к себе в тюрьму, потом его делят вместе с Францией, в какой тюрьме он будет сидеть и так далее. У них это достаточно укоренившаяся практика, от нее, по-моему, заставить отказаться очень сложно.

— Аналогичные проблемы с США в последнее время возникли и у европейских стран. Я думаю, что единственный путь – заостренно ставить эту проблему перед американской стороной на всех уровнях. Вне всякого сомнения, продолжать усилия, что мы и делаем, по обеспечению скорейшего возвращения наших граждан на Родину, тех российских граждан, которые уже сидят в американских тюрьмах.

— Тут, кстати, несколько было конкретных вопросов, все-таки чтобы от Устинова далеко сейчас не уходить. Какие теперь будут следующие шаги наши? Его уже увезли из Литвы в Америку. Что дальше? Как будете поступать вы и вообще министерство. Процедурно как все это выглядит?

— Во-первых, наверное, нужно достоверно убедиться в том, что это так. Разумеется, мы будем требовать обеспечения скорейшего консульского доступа к российскому гражданину. Будем добиваться соблюдения всех его прав, включая процессуальные права, обеспечения гуманных условий его содержания…

— В местах лишения свободы.

— Да, в американском аналоге СИЗО. Естественно, мы будем оказывать необходимую поддержку защите российского гражданина. Надежда на справедливость правосудия всегда есть. Хотя, к сожалению, давайте говорить прямо, в отношении российских граждан, и таких примеров немало, все-таки американская Фемида показывает себя далеко не с лучшей стороны. Вспомним те приговоры, которые были вынесены в отношении и Виктора Бута, и Константина Ярошенко.

— Кстати, там какие-то изменения хотя бы намечаются в их судьбе?

— Вы знаете, трудно говорить об изменениях. Две эти ситуации не совсем идентичные в плане той стадии, на которой они находятся. И сейчас в ситуации с Бутом апелляционный процесс еще продолжается, пока окончательное решение не принято. В отношении Ярошенко ситуация несколько иная: там уже принято решение, отклоняющее апелляцию. Сейчас принципиальный вопрос, какие дальнейшие шаги изберет защита Ярошенко. Говоря о механизмах, хотел бы упомянуть конвенцию Совета Европы 1983 года. Мы исходим из того, что ее можно задействовать в этих случаях с тем, чтобы обеспечить возвращение наших граждан на Родину. Но это вопрос с некоторыми юридическими нюансами, надо получить ясность по ряду аспектов, прежде чем этот механизм может быть задействован. Наверное, эти детали не для нашей сегодняшней передачи. Но в любом случае и в отношении Бута, и в отношении Ярошенко мы активнейшим образом продолжаем добиваться того, чтобы они вернулись на Родину. И пока этого не случилось, чтобы их права были соблюдены. Кстати, в отношении Ярошенко далеко не все благополучно по-прежнему и с оказанием ему медицинских услуг, и с обеспечением ряда других его законных прав в тюрьме. Были соответствующие проблемы и у Виктора Бута, так что наши консульские сотрудники, естественно, посещают их на регулярной основе, мы работаем над этим.

— По Дмитрию Белороссову тоже были вопросы, мне приходили от слушателей. Он был задержан в Испании по американскому, опять же, запросу. О его судьбе что можете сказать, как там все обстоит?

— Мы надеемся, что он не будет экстрадирован, что испанская сторона, несмотря на наличие соответствующего соглашения с США об экстрадиции, все-таки проявит благоразумие, учтет те доводы, которые мы выдвигаем, в том, что касается недопущения его экстрадиции. Исходим из того, что его законные права и интересы должны соблюдаться в полной мере. Мы не видим в принципиальном плане различий между этой ситуацией и ситуацией с Дмитрием Устиновым.

К сожалению, та же методика. За последнее время были и другие случаи. Нашего гражданина таким же образом вывезли из Доминиканской Республики, из ряда других стран. В этом смысле есть тенденция в отношении российских граждан, нарушении их прав со стороны Соединенных Штатов Америки, безусловно, порочная тенденция. И, конечно, она никак не способствует позитивному развитию двусторонних отношений между Россией и США. Мы не скрываем это от американской стороны, прямо им об этом говорим, что каждая такая ситуация — очень серьезный раздражитель в наших отношениях. И мы мириться с этим не будем.

— На несколько минут давайте американцев оставим в стороне. Еще есть вопрос, который приходил сегодня мне, о гражданах России Шадрове и Долгове, которые были в Ливии приговорены к длительному сроку за якобы сотрудничество с режимом Каддафи. Я напомню нашим слушателям, что в июле приговор этот военный суд отменил. Российские граждане были переведены в категорию подследственных. И вот дальше что?

— Действительно, такое решение было принято. Это и результат наших настойчивых усилий, но это также и результат закона, который был принят ливийским парламентом относительно того, что дела гражданских лиц не должны рассматриваться в военных судах, поэтому были внесены соответствующие коррективы. Ситуация далеко не урегулирована, к сожалению, и сейчас принципиальный вопрос в том, будут ли уже в гражданском суде они оправданы, а там слушания, насколько я знаю, еще пока не начинались.

— По-моему, даже не назначена дата еще.

— Я тоже не слышал о конкретной дате. Но принципиальный вопрос заключается в том, будут ли обвинения, которые им вменялись ранее, возобновлены. Если это случится, то, конечно, ситуация будет мало отличаться от того, что было.

— Но они хотя бы сейчас в других условиях, может быть, содержатся, более щадящих?

— Что касается условий, наше посольство в Ливии внимательнейшим образом на постоянной основе отслеживает эту ситуацию, консульские сотрудники, естественно, следят за тем, чтобы условия содержания наших граждан соответствовали базовым международным стандартам, стандартам гуманности. Удалось добиться за прошедшее время, продолжительное, к сожалению, уже время их нахождения в заточении, определенных позитивных сдвигов в этом смысле. Но, повторю, ситуация неясная. Мы продолжаем активно ставить этот вопрос перед ливийской стороной. Исходим из того, что должен быть проявлен гуманный подход, справедливость должна восторжествовать, российские граждане должны вернуться на Родину. Работаем над этим. Пока, к сожалению, говорить о том, что решение, о котором вы упомянули, вносит какие-то радикальные коррективы, я не могу.

— Следующая тема, которую я хотел бы тоже затронуть в нашем разговоре, это ситуация в Египте и Сирии. В Египте в меньшей степени, в Сирии уже, наверное, вполне можно говорить о гуманитарной катастрофе. А если, не дай бог, происходит какая-то история с применением силы, и вот наши граждане, которые оказываются в зоне повышенной опасности, они какую-то помощь могут же, наверное, получать от российского Министерства иностранных дел? Как это все организовывается? Я знаю, сегодня была большая группа эвакуирована из Сирии.

— Это очередная группа уже тех граждан, которые изъявили желание вернуться.

— Как в условиях военных действий приходится работать?

— Вы знаете, ситуация в Сирии и вокруг нее — это предмет особого внимания со стороны всего российского руководства и Министерства иностранных дел в частности. Я хотел бы вслед за Сергеем Викторовичем Лавровым, Министром иностранных дел, сказать: давайте все-таки мы не будем с вами гадать и отвечать на вопросы "если". Я думаю, что есть еще шанс, реальный шанс, на продвижение политического урегулирования. Вот со своего угла я могу однозначно сказать, примеров тому, кстати, много, что кратчайший путь к обеспечению прав человека и к прекращению тех страданий, которые сегодня выпали на долю очень большого количества жителей Сирии и, кстати, не только Сирии — это, разумеется, достижение политического урегулирования. Потому что пока продолжаются военные действия, говорить о каком-то не то что кардинальном, а о каком-то более или менее устойчивом улучшении ситуации с правами человека, улучшении гуманитарной ситуации, о которой вы упомянули, конечно, не приходится. И любые улучшения здесь, к сожалению, могут носить такой очень ситуационный, секторальный характер. Масса нарушений прав человека в Сирии, мы в последнее время немало видели тому примеров. Известны картинки в интернете, да?

— Да. Но мне кажется, может быть, я не прав, вы тогда меня сейчас поправите, что в принципе то, что сейчас может произойти с Сирией с началом военной операции, о чем говорят Великобритания, Франция, Турция, это не очень сильно отличается от тех случаев с конкретными лицами, о которых мы с вами говорили только что буквально. Понимаете, есть территория совершенно другой страны, в которой что-то там происходит. И вдруг принимается какое-то решение — сейчас вот мы здесь у вас наведем порядок, потому что… И там дальше бла-бла-бла. Нет? Меня не примут на дипломатическую работу за такие слова?

— Очень четкие принципиальные оценки сегодняшней ситуации в Сирии и вокруг нее были даны Сергеем Викторовичем Лавровым 26 августа в ходе специальной пресс-конференции. Добавить, действительно, здесь абсолютно нечего. Я хотел бы напомнить историю с т.н. защитой гражданского населения в Ливии. До этого была Югославия. Мы все помним, с чего начинались события, трагические события, связанные с абсолютно противоправным произвольным применением силы в отношении Югославии со стороны НАТО. Были и другие примеры. Наши западные партнеры так много говорят о необходимости защиты гражданского населения. Это действительно очень важно. Но нельзя защищать гражданское население путем нанесения дополнительного ущерба, не говоря уже об убийствах гражданских лиц, понимаете? Мы не можем говорить, что мы защищаем гражданских лиц, одновременно их убивая. Это принципиальный момент. Именно поэтому мы обращали и обращаем внимание на ситуацию с гибелью гражданских лиц в Афганистане, в ходе операций международных сил по обеспечению безопасности. Это для нас неприемлемо. Кратчайший путь для защиты гражданского населения – это прекращение военных действий, запуск процесса политического регулирования. За это мы активно и выступаем.

— Можно ли тогда говорить, что в довольно разросшихся в последнее время делах так называемых разоблачителей ЦРУ, как их называют – Ассанж, потом Мэннинг, Сноуден – можно тоже увидеть определенное проявление двойных стандартов?

— Очень серьезное проявление двойных стандартов.

— Они тоже все немножко различаются.

— Да они имеют, может быть, какие-то свои нюансы и отличительные черты. Конечно же, можно и нужно говорить о двойных стандартах. Смотрите, западные коллеги, в частности американцы, очень активно, настойчиво, порой, даже назойливо читают лекции, в том числе и нам, об абсолютной свободе слова, забывая, кстати, о тех ограничителях, которые заложены в этой связи в соответствующих международных пактах. Соединенные Штаты сами, когда присоединялись к международному пакту о гражданских и политических правах, сделали соответствующее интерпретирующее заявление, что они не приемлют никаких ограничителей, что свобода слова священна, абсолютна и незыблема. Хорошо. Если это так, то как быть с тем же, скажем, Мэннингом? Мы обращаем внимание наших американских коллег, что надо быть последовательнее.

— Никогда не возникал в этой дискуссии такой вопрос: уважаемые коллеги, если у вас есть поправка о свободе слова, то тогда почему она не должна действовать за пределами Соединенных Штатов?

— Понимаете, мы не ведем с американцами дискуссий о судьбе Мэннинга, о судьбе Ассанжа, о судьбе Сноудена. В наших комментариях мы обращаем на это внимание. Кстати, это делаем не только мы, но и огромное количество международных правозащитников, включая, кстати, американских правозащитников и неправительственные организации, представителей ООН, занимающихся правами человека. Как только речь заходит о нанесении ущерба интересам США, здесь американское правосудие действует, как показывает та же история с Мэннингом, жестко, бескомпромиссно, и, давайте прямо скажем, без всякой оглядки на то, что говорят правозащитники, в том числе и американские правозащитники. Правозащитные правочеловеческие аргументы здесь не принимаются во внимание. Вот это есть двойной стандарт. От других стран требуют абсолютного соблюдения абсолютной свободы слова и выражения мнения. А в отношении самих себя здесь стандарт уже несколько другой. Мы еще раз убедились в том, что двойные стандарты – это тот самый метод, который Вашингтон очень активно использует в правочеловеческой сфере.

— С другой стороны, Константин Константинович, есть такой аргумент: и Российская Федерация, и Соединенные Штаты являются, даже с учетом определенных расхождений по некоторым вопросам, союзниками в совместной борьбе с международным терроризмом. Сноуден, Ассанж, Мэннинг – все они, в той или иной степени, как считают, нанесли серьезный ущерб этой совместной борьбе, потому что они придали гласности определенную секретную информацию, как утверждают американцы, помогавшую борьбе с той же самой "Аль-Каидой". Вот как тогда с этим быть? Этот учитываете момент или нет?

— Давайте скажем откровенно: в отношении господина Сноудена, никакого приговора американского суда не было пока, во всяком случае. Что касается приговора Мэннингу, все-таки это прерогатива американского суда определять, какой ущерб, насколько серьезный ущерб был нанесен этим лицом безопасности Соединенных Штатов. Мы в эти споры и дискуссии не вовлекаемся. Мы уважаем суверенные прерогативы американских судебных органов. Кстати, ждем того же – взаимности — от наших американских коллег. Далеко не всегда они демонстрируют такое же адекватное уважение независимости российских судов. Но это уже отдельная тема. Так вот, степень ущерба, был ли он — это прерогатива американского суда, американских судебных органов. Но давайте посмотрим по-другому на эту ситуацию. Что стало достоянием гласности в связи с теми разоблачениями и теми документами, которые увидели свет благодаря действиям господина Мэннинга? Это хорошо известные факты серьезных правонарушений американских военных, спецслужб и в Ираке, и в Афганистане. В результате никто из виновных в этих правонарушениях не наказан.

— Да, и дипломатическая переписка, какие-то еще вещи. Тут, скорее, по Сноудену. Понимаете, с одной стороны, никакого приговора нет, но есть утверждение, что те данные, которые он раскрыл о работе, которую по прослушке вели американские спецслужбы, в том числе на территории различных европейских государств, они помогли предотвратить более трехсот терактов со стороны "Аль-Каиды", а теперь он рассказал, и можно прийти к выводу, что какой-то теракт предотвратить не удастся.

— Не будем гадать здесь, сколько было предотвращено терактов благодаря задействованию тех технологических схем, о которых поведал господин Сноуден. Есть разные оценки, в том числе разные оценки экспертов, поэтому говорить с уверенностью не представляется возможным. Из того, что мы сейчас узнали, из тех утечек, из тех публикаций, которые были в Guardian с подачи Сноудена, налицо очень серьезные нарушения прав человека, в отношении, в том числе, американских граждан. Но с нарушением прав американцев, наверное, должны разбираться американские соответствующие институты…

— Обама там по этому поводу говорил, да.

— Все-таки Соединенные Штаты — страна, это общепризнано фактически, со зрелыми демократическими институтами. Раз они зрелые, значит, они, наверное, должны разбираться адекватно с нарушением прав, выявлением нарушений прав американских граждан. А вот с нарушениями прав граждан других государств дело обстоит еще сложнее. Нарушались права российских граждан. Это не может уже не заботить российское правительство, в том числе МИД. Конечно же, были нарушения, нарушения базовых прав, права на неприкосновенность частной жизни. Конечно, это те самые права, под которыми Соединенные Штаты подписались в полном объеме, и, опять-таки, очень зорко наблюдают за их соблюдением другими странами. Но вот, оказывается, сами эти права нарушают. Что касается прослушки в дипломатических представительствах, давайте не будем забывать и о Венской конвенции, и о других институтах.

— Но, Константин Константинович, вы же знаете, что без этого не бывает отношений между двумя странами.

— Давайте говорить откровенно, сейчас те методы, которые стали достоянием гласности, конечно же, вызывают самую серьезную обеспокоенность, потому что речь идет об использовании самых современных технологий. Давайте вспомним российские инициативы, которые мы много лет уже продвигаем, по информационной безопасности. Вот они в свете этой истории с разоблачениями Сноудена становятся как никогда актуальными. Как раз мы об этом и говорим, что да, давайте думать совместно над тем, как обеспечить свободу доступа к интернету, к информации, но при соблюдении базовых принципов международного права, в том числе суверенитета государств. К сожалению, пока наши предложения не находили поддержки ни у американских коллег, ни у других западных партнеров. Будем надеяться, что ситуация изменится.

—В сентябре должен пройти у нас российско-американский форум по защите детей. Какие-то надежды с ним особенные связаны? Я знаю, что Павел Астахов пригласил достаточно большое количество американских представителей. Чего-то следует ожидать?

— Это третий форум, он соберет представителей, в первую очередь, неправительственных организаций и гражданского общества двух стран, которые реально работают над обеспечением интересов детей, защите интересов детей. Это, я считаю, интересное, полезное, важное мероприятие. Если ваш вопрос в том, повлияет ли он на улучшение ситуации с обеспечением прав усыновленных российских детей…

— Я бы сказал так: есть ли какая-то надежда на это?

— Давайте скромную надежду выскажем, хотя, так сказать, надежда скромная, потому что те приглашенные — я многих знаю лично — они действительно готовы работать в этих интересах. Это в том числе не только представители российского гражданского общества, но и американского гражданского общества.

— А в чем проблема тогда?

— Проблема в той позиции, которую занимают американские власти, как федеральные, так и очень часто власти штатов, местные власти. В первую очередь, претензии наши к федеральным властям, потому что с ними подписывали соглашение, которое еще продолжает действовать до конца этого года, и Государственный департамент у нас является главным исполнительным органом с американской стороны по этому соглашению. То, что мы слышим, когда с соответствующими обращениями выходим на наших американских партнеров в Государственном департаменте, что мы, мол, федеральные власти США, не в силах, не вправе, потому что «детская» тема в компетенции местных властей, властей штатов. Действительно, так американская система выстроена. Но ведь все-таки речь идет о межгосударственных отношениях, поэтому, конечно, здесь федеральные власти и, в первую очередь, Госдепартамент, должны занимать более инициативную позицию. Нет пока, к сожалению, серьезных позитивных сдвигов в этой области. Тут масса тому примеров. Наверное, у нас нет времени сейчас для этого. Но, суммируя, скажу, что мы продолжаем эту работу. Есть больше диалога сейчас с американской стороной по вопросам, связанным с обеспечением прав российских усыновленных детей в США, несколько больше, чем его было прежде. Прошло несколько раундов наших таких насыщенных переговоров, в том числе и Павел Алексеевич Астахов ездил в США, я сопровождал его. Недавно были у нас переговоры в Вашингтоне, и до этого было несколько еще раундов диалога. Хорошо, что мы больше говорим, но, естественно, результатом должно стать реальное улучшение ситуации. Мы пока не получаем достаточно информации по тем инцидентам, которые уже произошли. Наши правоохранительные органы, в частности Следственный комитет, не могут нормально проводить расследование. А они проводят расследование, потому что речь идет об ущемлении прав, не говоря уже о гибели, российских граждан, каковыми являются усыновленные дети. И мы не видим адекватного сотрудничества по ряду других вопросов, включая консульский доступ и другие аспекты. Ситуация, к сожалению, не претерпевает изменений к лучшему, несмотря на те заверения, которые мы продолжаем слышать от американцев, в том числе и на высоком уровне, на уровне госсекретаря.

— А есть надежда, что не будет никакого бойкота Олимпийских игр в Сочи? Здесь тоже некое такое, не хочу говорить слово "обострение", но есть какие-то вещи, которые вдруг повторяются в последнее время.

— Вы знаете, откровенно скажу, вопрос не по адресу.

— Представьте, что все, мы с вами закончили разговаривать как с уполномоченным, разговариваем просто с человеком.

—В истории были примеры более чем контрпродуктивной политизации олимпийских мероприятий. То, что сейчас происходит, тем более под надуманными правочеловеческими предлогами, не имеет никакого отношения к реальной действительности в России и к российскому правотворческому процессу. Такие попытки абсолютно контрпродуктивны. Есть общепризнанные принципы Олимпийского движения.

— Нельзя же, наверное, говорить о том, что эта некая планомерная какая-то кампания, направленная против России, против российских законов, против российского общества, морали? Это какая-то череда совпадений?

— Мы уже достаточно длительное время сталкиваемся – я сейчас говорю не только об аспектах, связанных с предстоящей Олимпиадой – с абсолютно пристрастным, политизированным восприятием и трактовкой тех законов, которые принимаются в России. Если говорить обобщенно, эти законы ни в одном своем аспекте не нарушают международных обязательств России. Более того, они подготовлены с учетом достаточно широкой международной практики. Как известно, законы многих других стран по ряду аспектов куда более жесткие, чем российские. Но некоторые наши критики в странах Запада этого не хотят видеть, и подают дело в таком привычном ключе: вот, мол, еще один пример отсутствия демократии, отката демократии, как любят рассуждать, в России. Не надо придумывать международных обязательств там, где их нет. Там, где они есть они нами выполняются. Когда начинаешь с коллегами разговаривать на языке фактов, то оказывается, что амуниции у них очень-очень мало.