На днях в Кишиневе был проведен круглый стол, организованный Информационно-аналитическим правозащитным центром (ИАПЦ) при Координационном совете российских соотечественников совместно с этнокультурными организациями национальных меньшинств и педагогической общественностью, представленной руководителями ряда учебных заведений республики с русским языком обучения.
На форуме были подняты острые вопросы, связанные с внедрением Кодекса об образовании, принятого чуть более года назад, в ноябре 2014-го. А также вопросы о последовавших за этим двух административно-нормативных актах: утвержденной постановлением правительства Молдовы 31 декабря (!) 2015 года Национальной программе по улучшению качества изучения румынского языка в общеобразовательных учреждениях с обучением на языках национальных меньшинств и предшествующему ей Положению о проведении конкурса на замещение должностей руководителей общеобразовательных учреждений.
Соведущими круглого стола выступили руководитель ИАПЦ, известный в республике правозащитник Михаил Сидоров и ректор Славянского университета, председатель Молдавского общества преподавателей русского языка и литературы (МОПРЯЛ), член Президиума Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ) Татьяна Млечко.
В числе участников круглого стола (всего на встречу собралось около 40 человек) были председатель Русской общины Людмила Лащенова, председатель Гагаузской общины, он же – сопредседатель Координационного совета этнокультурных организаций при Бюро межэтнических отношений РМ Николай Терзи, председатель Ассамблеи народов Молдовы, экс-гендиректор БМО Ольга Гончарова, депутат Парламента Молдовы Инна Шупак, доктор педагогики, известный филолог, координатор просветительских проектов РЦНК Виктор Костецкий.
Перечислять всех излишне, а некоторых менеджеров учебных заведений, бесстрашно выступавших с острой критикой и самих документов, и их авторов, мы сознательно решили не называть (хотя они об этом не просили), чтобы не подставлять этих честных и принципиальных людей под удар: они работают в системе Минпроса, где немало злопамятных начальников, а впереди – конкурс.
Забегая вперед, хотим сразу оговориться: в принципе, все самое главное, о чем говорилось на круглом столе, сконцентрировано в принятой по его окончании резолюции, которую мы публикуем в этом номере. Не будем подробно цитировать и задавшее тон встрече выступление Михаила Сидорова, одного из главных ее инициаторов: не так давно он давал нашей газете подробное интервью по всем этим вопросам. А вот с некоторыми фрагментами выступлений других участников, показавшимися нам особо важными для понимания сути обсуждаемых проблем, мы вас познакомим.
Татьяна Млечко рассказала о курсе, который читается в Славянском университете студентам-педагогам: «Теория и практика билингвального образования». Она на собственном исследовательском и педагогическом опыте (пятый год изучает теорию и практику билингвального образования) убедилась: «Это очень сложная модель образования, и мы неслучайно к ней обратились, потому что я считаю, что любое дело должно с самого начала делаться профессионально. И в первую очередь – до материальных ресурсов, до дидактических материалов – к такому переходу (к билингвальному образованию. – И. А.) должны быть подготовлены педагоги.
В нашей стране получилось наоборот: мы начали с эксперимента (речь идет об эксперименте по введению в трех с лишним десятках школ с обучением на русском языке ряда предметов на румынском. – И. А.). Бывает и такое. Но в период подготовки Кодекса, когда обсуждались поправки к нему, предложения, мы просили, т.е. обращались и письменно, и устно, во время встреч, о том, чтобы как форма образования, как модель билингвальное образование было включено в Кодекс и каким-то образом обозначено. Увы, в Кодексе этого нет, а де-факто работа по билингвизации русскоязычных учебных заведений началась и продолжается: в тех документах, о которых мы говорим, это есть.
Более того, мы не с бухты-барахты начали читать такой курс: готовим студентов к этой работе еще и на базе того, что изучили европейский опыт и участвовали в европейском, как любят у нас в стране, образовательном проекте VIA LIGHT, ездили в 8 европейских государств-партнеров, которые в этом проекте были задействованы, в том числе в Болгарию, Германию, Финляндию, Эстонию, Латвию, т. е. в страны с достаточно большим опытом в этой области. И когда оттуда к нам приезжали специалисты, мы обращались в Минпрос, предлагали обратить внимание на эти акции. Никто из сотрудников министерства не пожелал принять участие ни в семинарах, ни в заседаниях, даже не захотели просто поприветствовать делегацию специалистов из этих стран – так, как будто нашей стране это не нужно. А ведь мы всё это делали не только и не столько для себя: наш вуз не является педагогическим, у нас всего одна педагогическая специальность. Но чувствовали, что это необходимо сейчас, потому что так или иначе мы придем к тому, что билингвальное образование будет у нас востребовано. Опубликовали свои материалы в периодическом издании Института педагогики, т.е. дали знать, что мы такой курс разработали, с учетом всех наработок специалистов из этих стран. Но опять-таки никто на это не обратил внимания.
А теперь вот появилась Национальная программа, написанная людьми, которые представляют проблему «в общем» и также «в общем» предполагают, что есть какие-то модели образования... На самом деле существуют всего четыре модели, а программ бесчисленное множество, то есть в этом еще разбираться и разбираться. И это трудная модель преподавания, которую нельзя просто ввести директивно. Повторяю: нужно готовить кадры».
Не знаю, кого как, а меня удивило продолжение выступления Т. Млечко, вдруг сделавшей, как мне показалось, крутой разворот:
– Когда мы, сторонники сохранения русского языка, полноценного образования на нём, начинаем разговор о билингвальном образовании, то должны самим себе ответить на вопрос: а хотим ли мы, чтобы школы с русским языком преподавания были заменены на школы билингвальные, или многоязычные, как их называют в этом документе? Не рубим ли мы сук, на котором сидим? Нужно ли нам так ратовать за билингвальное образование? Хотелось бы сказать, что нет. Слава богу, в нашей стране русскоязычное образование сохраняется. С другой стороны, против реалий и политики нашего министерства, нашего государства не попрешь. Так или иначе это де-факто внедряется. И тут, чтобы не входить в противоречие с образовательной политикой страны, нужно очень четко выверить свои шаги и свою позицию.
Мне представляется, что билингвальные школы должны быть, но в том случае, когда есть выбор. Хотят родители, чтобы ребенок учился в билингвальной школе, – пожалуйста! Есть такая методика, такая возможность – пусть занимаются. Потому что многие русскоязычные родители, которые в первые годы нашей независимости отдали своих детей в школы с государственным языком обучения, быстро их оттуда забрали. Не потому, что там было трудно, а потому, что в них настолько минимизирован русский язык, присутствие русской культуры, что у детей просто раздваивалось сознание. Такой переход из одной культуры в другую – это разрыв поколений, разрыв исторической памяти, разрыв культурного кода.... И, может быть, билингвальные школы, билингвальные классы, соприсутствие обоих языков и обеих культур в образовательном процессе как раз смягчили бы вот такой стресс.
Но что скорее всего может получиться у нас? Не везде есть две или три русские школы и даже не в каждой школе есть два или три русских класса, один из которых можно было бы сформировать как билингвальный, а второй оставить как был. Поэтому, мне кажется, на такой эксперимент можно пускаться или приветствовать это начинание министерства только в том случае, если мы сохраняем за родителями и за детьми право выбора. Ну и, конечно, повторю то, с чего начала: прежде всего надо подготовить кадры, а уже потом предписывать переход на такую модель и на такую форму образования.
После выступления Т. Млечко слово было предоставлено одному из директоров периферийных школ. Вот главные тезисы его выступления:
«Старый Закон об образовании был куда лучше: там были обозначены гарантии государства в части преподавания на языках национальных меньшинств. А что записано в новом Кодексе? «По возможности». А я знаю, какие возможности у нашего государства? Вон людям зарплаты не могут выплачивать... Я понимаю реформы так: было плохо – после реформации становится лучше. Но если было хорошо, а стало плохо, то это не реформация, а деформация».
«Нам часто говорят об использовании опыта других стран: вот мы побывали в Швеции, в Финляндии, еще где-то. А вы почаще бывайте в молдавской провинции! Позакрывали сельские школы, детей возят в соседние населенные пункты, а их родные села вымирают: нет школы – нет будущего».
«Национальная программа по улучшению качества изучения румынского языка, учитывая день ее утверждения – 31 декабря, – тонко продуманный новогодний подарок русскоязычному населению. Вот как наш министр просвещения заботится о русскоязычных детях, чтобы они хорошо знали румынский язык. Ну прямо Дедушка Мороз! Да только не видят министерские чиновники – или не хотят видеть, что у детей из русских школ коренным образом изменилось отношение к молдавскому языку: большинство хорошо его знают, у нас есть конкретные результаты. И когда к нам приходят на праздники новоиспеченные политики, а дети их начинают поздравлять на молдавском языке, те изумляются. Но не уверен, что радуются».
«В нашем лицее мы были инициаторами преподавания ряда предметов на молдавском языке: музыкальное и физическое воспитание. Специалисты у нас имеются, но есть и некоторое сопротивление со стороны детей: а почему нас заставляют? И вместо положительного эффекта мы можем получить отрицательный. Эти барьеры нужно умело и тактично преодолевать».
«Как в обществе, так и в образовании царит хаос. И для школ с русским языком преподавания он куда страшнее: нас легко выбить из колеи, смешать с грязью, оболгать. Я вижу интересную закономерность: каждый следующий министр хуже предыдущего. Русский язык «репрессируют». Дети видят это отношение. И они не хотят делать его своей специальностью. Итог: в Бельцах на грани закрытия кафедра русской словесности».
«Сейчас наше министерство хочет сделать вот что. «Узкий» специалист по русскому языку – это роскошь. Будем готовить в одном лице специалиста и по русскому, и по румынскому, и по английскому, и т. д. Всё – и ничего!»
«Мы на местах боремся, сохраняем русский язык, русские школы кто как может. Сейчас «сверху» идет масштабная работа по искоренению из жизни общества всего «русскоговорящего», «русскоинформирующего», «русскообразовательного». Сознательно вытесняются все наши славные традиции. Пытаются «вытравить» из сознания новых генераций даже День Победы. Я уж не говорю, сколько было неприятностей, когда в каких-то школах попытались отметить 23 февраля. А ведь многие из еще работающих педагогов десятилетиями отмечали этот праздник, служили в армии, действительно были защитниками нашего общего Отечества. Что же здесь преступного?»
«За последние годы вместо прежних директоров пришли представители титульной нации с определенной системой взглядов. Их цель – не сохранить русскоязычные учебные заведения, а разрушить их. Чтобы русского образования не было – они приходят только с этой целью. То, что прежние, опытные директора взращивали и лелеяли десятилетиями, новые разрушат в одночасье. И мы останемся у разбитого корыта. Многие кадровые решения надо обжаловать в судах. Например, освободили директора от занимаемой должности - должны были конкурс провести в течение 6 месяцев. Если конкурс в назначенный срок не проведен, значит, тот директор, который был назначен исполняющим обязанности, должен быть переведен на неопределенный срок. Его могут снять или провести конкурс, только если его уволили за какое-то правонарушение. Нам надо научиться защищать свои права. Мы не едим чужой хлеб, не дышим чужим воздухом – мы по закону такие же полноправные члены общества, как и все остальные. Мы добросовестно выполняем свой гражданский долг, воспитываем новые поколения людей, будущее нашей страны».
В. Костецкий, сам абсолютный билингв и блестящий методист, собаку съевший в написании и составлении разного рода пособий, учебников, планов и программ, Национальную программу, что называется, разнес по кочкам, подробно ее проанализировав и аргументированно доказав, что она непоследовательна, противоречива, декларативна, тенденциозна, да и не очень грамотна... Не будем подробно цитировать его выступление – оно преимущественно рассчитано не на широкую аудиторию, а на узкий круг специалистов. Но некоторые моменты общепонятны.
«Читаем раздел о расширении коммуникативной среды для учащихся-алолингвов: совместные мероприятия, партнерские отношения и так далее. Татьяна Петровна говорила о билингвальном обучении. У нас есть государственный язык и русский, имеющий статус языка межнационального общения. И есть понятие русско-румынского билингвизма и румынско-русского. Но в Программе речь идет исключительно о билингвизме, учитывающем статус государственного языка, и ничего о том, чтобы дать жизнь билингвизму, учитывающему статус языка межнационального общения. То есть эта дружба, это партнерство видятся единственным образом: чтобы дети-«партнеры» говорили на одном языке – на государственном, а не на русском, тем более что позиция русского языка с 5 по 9 классы сворачивается совершенно и в молдавских гимназиях ничего не будет для обеспечения полноправного билингвизма. Но только он в рамках билингвального обучения имеет право на существование и будет должным образом мотивирован и принят.
Что касается упомянутой там «европейской системы», обращает на себя особое внимание такая ее разновидность, как «перерастание языка из объекта обучения в средство обучения». Как мне кажется, это и есть конечная цель данного документа: сделать так, чтобы русский язык стал средством обучения, с подключением всё большего количества предметов на румынском языке».
Тему билингвизма «перехватил» у Костецкого еще один присутствующий директор. Но заговорил он об абсолютно неожиданном аспекте: «в пику» тем телеканалам и тележурналистам, которые, как голодные акулы, выстраиваются с камерами у выхода из русскоязычных лицеев в ожидании окончания бакалаврского экзамена по румынскому языку, чтобы в очередной раз «зафиксировать» полное незнание «алолингвами» государственного языка и пренебрежение им, – пропагандировать тех выпускников, которые прекрасно освоили язык за годы учебы. «Задача таких телеканалов одна: показать, что эти русские государственный язык учить не хотят и не знают его. Но это же искажение действительности! Тех, кто знает, просто не показывают – это невыгодно и рушит заранее выстроенную схему. А таких ребят много...»
С огорчением говорилось и о том, что, к сожалению, часть учеников и родителей относятся к русской школе потребительски, незаинтересованно. Часто ли случается, чтобы мамы и папы захотели вникнуть в суть принимаемых образовательных документов, воспротивились каким-то их дискриминационным положениям, а тем более вступились за изгоняемого, по сути, директора школы? А ведь мы должны быть в тесном союзе, совместно защищать ценности нашей культуры, нашего языка».
Директор одного из детских садов говорила о том, какой выход из положения с изучением малышами молдавского языка нашли в ее коллективе: там работают педагоги, знающие оба языка. Одна из них в течение смены общается в детьми на молдавском, другая – на русском. Решают проблему сами, своими силами. А что делать, если из штатного расписания был убран преподаватель молдавского? Знакомят деток с традициями, праздниками обоих народов, читают сказки и на русском, и на молдавском, чтобы дети почувствовали красоту слова и одного языка, и другого.
В то же время выступающая отметила характерные для нашего общества негативные тенденции: с одной стороны, неприятие некоторыми родителями «вторжения» молдавского языка в русские группы, с другой – демонстративное нежелание некоторых молдавоязычных педагогов, особенно молодых, в случае необходимости подменять воспитателя в русских группах, общаться с родителями детишек на русском языке... «И с каждым годом таких людей, националистически настроенных, становится всё больше».
Директор детсада уверена: если не начать прививать детям хотя бы элементарные речевые навыки на молдавском языке в раннем возрасте, время будет упущено и в школе им будет очень трудно. «Верните нам преподавателя молдавского языка!» – взывает она к тем, от кого решение этих вопросов зависит напрямую.
Одной из участниц круглого стола была озвучена и такая замечательная мысль: изучение государственного языка начинается с того, что ребенок понимает, что такое государство, в котором он живет. А если наши дети изучают не историю государства, а историю нации, предмет носит название «История румын», то это уже большой минус для изучения языка. Отсутствует мотивация: я изучаю язык того государства, в котором живу.
В результате политики, проводимой в последние годы в Молдове, у учащихся даже некоторых русских школ искажается представление об исторических взаимосвязях Молдовы и России. Ассоциации с Россией: аннексия Бессарабии, депортация молдаван и т. д.
О качестве преподавания в русских школах молдавского языка: «На сегодняшний день оно зависит в значительной степени от личности учителя, но не от качества учебно-дидактического материала. Почему дети из молдавских школ уже через полгода говорят на русском языке и почему наши дети, работая по существующим учебникам румынского, этого делать не могут? А сейчас у нас еще встанет проблема качества преподавания ряда предметов на румынском языке в школах с русским языком обучения. Кто будет их читать? Только учитель, владеющий румынским? Или же учитель-предметник, который знает оба языка?
Об учебно-дидактических материалах: на русском языке в Молдове их издается очень мало. Методические разработки интересных мероприятий в основном идут на государственном языке. Русская школа пользуется теми материалами, которые разрабатывают в Российской Федерации, а они не всегда стыкуются с нашим куррикулумом. Значит, возникнет и такая проблема.
О выборе предметов, которые будут читаться на румынском: «Этот выбор должен зависеть от родителей и детей, но не забывайте еще и о том давлении, которое может оказываться административными органами на директоров школ. Информированные источники утверждают: в Министерство просвещения, после того как оно «разрешило» вместо русского языка выбирать для изучения один из иностранных, массово звонили недовольные родители... У русофобов, с чьей легкой руки это положение Кодекса было инициировано и принято, случился, как ныне говорят, облом: из 954 учебных заведений 875 выбрали в 5 классе – на весь гимназический цикл – русский язык! Это – 92 %. Да, можно, конечно, делать различные выводы: это и социальная составляющая, и отношение к учителю, и достаточно высокое качество основных учебно-дидактических материалов, и отсутствие таковых вообще по иностранным языкам. Но факт остается фактом: русский язык в молдавской школе так просто не сдаст свои позиции.
Может быть, обидно для присутствующих прозвучал вывод одного из выступающих: зачастую мы сами, что называется, идем на заклание. Это и исковерканные в русской прессе традиционные географические названия: «в городе Бэлць», «в районе Криулень», и «калькирование» с румынского – «лицей “Пушкин”», «лицей “Коцюбинский”» и т. д. А по большому счету – «непротивление злу». Увы, очевидному.
Конечно, мы затронули и процитировали далеко не все, что вызвало интерес. Но будет еще возможность поговорить на эту тему. Главным итогом состоявшегося разговора кажется то, что почти все выступающие не ограничились констатацией каких-то негативных явлений, несовершенства издаваемых документов и принятия, мягко говоря, непопулярных для национальных меньшинств решений как правительственных, так и ведомственных. Все были едины во мнении, что одних только слов мало: надо действовать. Собираться, выражать свое недовольство в прессе и на телевидении – на всех доступных информационных площадках, приглашать к диалогу представителей власти и быть настойчивыми в этом, обращаться без стеснений в международные структуры. Собственно, в значительной мере это отражено в Резолюции.