Сайт Фонда поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом, продолжает цикл публикаций под общим названием «17 мгновений Победы». Автор – старший советник Фонда Наталия Вершинина.
Факты исторических хроник свидетельствуют, что 74 года назад, в самом начале Великой Отечественной войны военную блокаду Ленинграда (нашего любимого всеми Питера - Санкт-Петербурга) осуществили немецкие, финские и испанские (Голубая дивизия) войска с участием добровольцев из Северной Африки, Европы и военно-морских сил Италии.
Блокада Ленинграда длилась 872 дня с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. За первый, самый тяжелый год блокады погибли почти 800 000 ленинградцев. За все время блокады погибло до 1,5 миллиона человек. От голода умерли 97% горожан, остальные пали жертвами бомбардировок и артиллерийских обстрелов. Погибших, скорее всего, было больше, но не меньше, так как по данным статистики на 1 января 1941 года в Ленинграде проживало чуть менее трех миллионов человек.
Начало блокады города официально считаетсяс 8 сентября 1941 года, когда была прервана сухопутная связь Ленинграда с Большой землей, то есть со всей остальной страной. Но за две недели до этого - 27 августа - было прервано железнодорожное сообщение, и к тому времени на вокзалах и в пригороде скопились десятки тысяч людей, в числе которых было не менее 300 000 беженцев из Прибалтийских республик и соседних с Ленинградом российских областей. Все они надеялись на чудо в ожидании возможности вырваться из обреченного на смерть города, бежав из своих домов.
Слухи о голодной кончине распространялись и ощущались с первых дней блокады Ленинграда. Дело еще и в том, что незадолго до осады городапроводилась проверка продовольственного снабжения Ленинграда, и 17 июля уже были введены продовольственные карточки, которые как будто неплохо обеспечивали достойный продуктовый уровень горожан. А за неделю до полной блокады, с 1 сентября, в городе была запрещена свободная продажа продовольствия в коммерческих магазинах по рыночным ценам и эта мера должна была действовать до середины 1944 года.
По свидетельствам очевидцев, через неделю фактической блокады Ленинграда, 15 сентября, нормы обеспечения продуктами по карточкам резко сократились. В октябре голод почувствовали многие. А в ноябре 1941-го начался настоящий голод, когда были замечены первые случаи смерти, а вскоре и массовая гибель людей от истощения.
Если бы не многочисленные фото и кинохроники, оставшиеся в архивах и широко представленные в СМИ, если бы не воспоминания очевидцев этой страшной человеческой трагедии, нам, счастливцам, не знавшим подобных ужасов, даже представить себе было бы невозможно, что довелось пережить людям умирающего Ленинграда… Вечная им память.
А город все-таки выстоял! Сегодня и всегда он - наша вторая столица, наша гордость, наша слава и вечная любовь…
…НЕ ВЕРНУСЬ В ЛЕНИНГРАД
Я не знала, что наша соседка по лестничной площадке из блокадного Ленинграда. Выяснилось это совершенно случайно, когда мне вздумалось уговаривать ее взять у нас новорожденного котенка, от которого неожиданно отказалась моя школьная подружка. Он был такой хорошенький, что я даже обрадовалась, что теперь он будет жить с нами пососедству - можно будет играть с ним в любое время!
Вечером соседка зашла к маме и я услышала странный взрослый разговор.
- В моем доме никогда не будут жить кошки. Вы, наверное, не поймете меня, - как бы оправдываясь, она стала тихо-тихо что-то говорить моей маме, - Наташа (это я) настаивает и обижается, но я… просто не знаю, как ей объяснить…
Я из блокадного Ленинграда. Мне было семь лет, как Наташе. Был страшный голод. Мы умирали от истощения, страха и холода. Не дай бог никому пережить такое еще когда-нибудь. Однажды брат принес домой какую-то косточку - на улице, сказал, нашел… Когда я ее съела, он сказал, что это была…лапка кошки… и что, соседи сказали, что завтра нас с ним отправят в Казахстан - эвакуируют. Он умер в дороге, родители умерли раньше, в самом начале блокады, а я вот выжила, может быть, благодаря этой лапке…
Крепко обняв кошку Мурёшку с ее маленьким котенком, я замерла - пыталась понять, сообразить, что такое она говорит… - это же невозможно...
- Никогда не вернусь в Ленинград. Не могу забыть то, что мы пережили там, -она тихо плакала…Мы - тоже.
Эта история была «страшной тайной», о которой мы больше никогда ни с кем не говорили.
Со временем о блокадном Ленинграде стали раскрываться и не такие тайны, о которых легче было бы не знать… - только низко поклониться, преклониться перед ними - избранниками судьбы, выжившими в блокадном Ленинграде.
В БЛОКАДНОМ ЛЕНИНГРАДЕ
Автор - Косарев Евгений Александрович, (1919-2008), Чрезвычайный и Полномочный Посол.
22 июня 1941 года был тихий солнечный день. Мы, студенты, с утра сидели на солнышке и готовились к сдаче последнего экзамена. Вдруг слышим из радиотрубы, что висит перед институтом, начали передавать сигналы, которые обычно предваряют важные правительственные сообщения. Вскоре по радио выступил Нарком иностранных дел В.М. Молотов, сообщивший о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз и о бомбёжке многих наших городов.
Это известие ошеломило нас, однако ни у кого не было сомнения в том, что наша армия самая сильная и хорошо вооружённая; что, если на нас нападут, мы будем бить врага на его территории и ещё мы верили, что рабочий класс Германии и других государств выступит на нашей стороне. Не раздумывая долго, я с друзьями пошёл в военкомат с просьбой отправить меня на фронт. Но в военкомате ответили, что у них есть строгое указание: студентов из «оборонных» вузов в армию не брать.
В это же время стали создаваться народные ополчения, куда принимали всех, не спрашивая, откуда ты пришёл. Из студентов Ленинградского авиационного института был сформирован 68-й истребительный батальон НКВД г. Ленинграда.
Сразу же началась военная подготовка: учили стрелять, пользоваться гранатой, бутылкой с зажигательной смесью и т.п.
В августе 1941 года прозвучала боевая тревога. Мы получили винтовочные патроны, бутылки с зажигательной смесью, по 3 гранаты и брикет пшённой каши. Погрузились на грузовики и поехали в сторону Москвы. Не доезжая до станции Чудово, спешились и, так как становилось темно, решили переночевать. Расположились на ночлег в лесу прямо на земле. Через 30-40 минут после того, как мы легли, над нами взлетела ракета, и сразу же начался миномётный обстрел. Батальон переместился на 300-400 метров в сторону, но снова взлетела ракета, и снова обстрел. Создавалось впечатление, что кто-то среди нас указывает немцам наше расположение. В течение ночи мы три раза меняли дислокацию.
Часов в шесть утра продолжили путь. Но только вышли на поле, как прилетели три немецких самолёта и начали нас бомбить. Последовала команда - лечь и окопаться. А чем? Ведь ни у кого из нас не было не то что обмундирования, но и обычных лопат. Мы лежали на ровном поле, разгребая землю руками и безуспешно стараясь в неё углубиться. Самолёты летали очень низко, и лётчики вручную бросали на нас небольшие бомбы. При этом они сидели в открытых кабинах и нам хорошо были видны их лица и даже усмешки. Мы попытались обстрелять их из винтовок, но на нас посыпался град бомб, и командир запретил стрелять. Самолёты менялись, одни улетали, другие прилетали, и мы пролежали под бомбёжкой несколько часов.
На третий день на помощь нам пришли регулярные войска во главе с К.Е. Ворошиловым, и мы впервые на четвёртый день нашего пребывания на фронте поели горячей пищи, потому что у батальона не было своей кухни, как, впрочем, и врача, не говоря о перевязочных материалах. Из еды у нас на каждого был лишь сухойпаёк, состоявший из одного брикета пшённой каши, который мы съели в первый же день.
Силы немцев с каждым днём возрастали. У них появились пушки, мотоциклы, увеличивалось число самолётов, и мы каждый день отступали на заранее подготовленные населением рубежи. Мы (да и, по-видимому, немцы) понимали, что именно это направление борьбы за Ленинград является главным, что западную границу охраняет Балтийский флот, граница с Финляндией хорошо укреплена, а наступления немцев с юга, со стороны Москвы, мы не ожидали.
Ворошилов неоднократно устраивал контратаки, выскакивал из окопа с наганом в руке и кричал: «Вперёд - маршала пули не берут!» Есть такой плакат, на котором комиссар с наганом в руке увлекает за собой солдат... Так вот, я в этом комиссаре вижу Ворошилова.
Хотя мы и отступали, но немцев задержали и таким образом дали населению возможность построить укрепления на южных рубежах Ленинграда. Регулярные войска заняли эти рубежи, а наш батальон приступил к возведению баррикады на Московском шоссе, на том месте, где сейчас расположен памятник прорыва блокады. После сооружения баррикады батальон перевели в центр города для борьбы с лазутчиками, пускавшими сигнальные ракеты во время бомбардировок, а построенную нами баррикаду мы должны были занять по особому сигналу в случае прорыва фронта уПулково.
Блокада Ленинграда фактически началась в августе 1941 года, когда немцы перерезали Октябрьскую железную дорогу, захватив станцию Чудово. В начале сентября немцы разбомбили Бадаевские склады, где находилась основная часть продовольствия города. После этого почти ежедневно снижалась норма выдачи хлеба. Начался голод. В день давали 125 г суррогатного хлеба, других продуктов вообще не было. Тем, кто находился на передовой линии фронта, выдавали несколько больше.
Наступила зима. Ленинградцы стали умирать от голода. Не было электричества, не работал водопровод, воду брали из реки Невы и каналов. Ни в одном доме не было стёкол, а мороз стоял 20-25 градусов. Окна занавешивали одеялами и тряпками. Чтобы как-то согреться, в квартирах ставили печки «буржуйки», которые топили мебелью, паркетом и вообще всем, что могло гореть. Улицы Ленинграда были занесены снегом, тротуары не расчищались. Часто можно было видеть, как женщины везут на кладбище своих родных, завёрнутых в простынку. Иногда из сугроба торчала чья-то рука или нога, но позднее трупы на улицах стали убирать. Большинство же трупов не хоронили, а оставляли в пустых квартирах. Весной солдаты ходили по домам и перевозили их на Пискарёвское кладбище.
Пришла смерть и в наш батальон. Однажды утром несколько человек не смогли встать с постели. Я помню, как мой сосед подозвал нас к себе, помахав рукой. Когда мы подошли, он с большим трудом прошептал: «Богу душу отдаю, братцы». Помолчав немного, добавил: «Письмо под подушкой». У нас была договорённость, что мы перед смертью будем писать письма родным, и кто останется жить, должен будет эти письма при первой же возможности переправить на большую землю и переслать родственникам. Сделать это было не всегда возможно, так как многие письма были адресованы в места, уже находившиеся в оккупации.
Умерший товарищ полдня пролежал в общей комнате, затем мы вынесли его в специальную соседнюю комнату для трупов, где тела складывались штабелями. Однажды, возвращаясь поздно домой, я в темноте вошёл в комнату и удивился, что «буржуйка» не горит, а ведь её топили круглые сутки. Сделав несколько шагов, я наткнулся на трупы и понял, что ошибся дверью и попал в мертвецкую. Неприятный холодок пробежал у меня по спине, я растерялся и начал метаться из стороны в сторону. Всюду лежали трупы. Кричать было бесполезно, и я стал вспоминать, в каком порядке мы складывали трупы. Вспомнил, что от двери к окну имеется прямой проход. Стал пробираться к окну, нашёл проход и вышел из мертвецкой. Это было для меня большим нервным потрясением, от которого я не мог избавиться несколько дней. В помещении, в котором мы жили, был длинный коридор без окон, а по бокам двери в комнаты. Поскольку не было электрического света, свою комнату мы находили, отсчитывая двери от входа, так что если ошибался в счёте, попадал в другое помещение.
Голод и холод мучили нас, но особенно голод, поэтому мы постоянно искали, что можно было бы поесть. С целью хоть как-то продержаться, ходили к выгоревшим Бадаевским продовольственным складам, копали землю и на саночках привозили её в казарму, насыпали в кастрюлю, заливали водой и кипятили. Потом процеживали получившуюся жидкость через марлю и вату и пили.
Говорили, что некоторым удавалось напасть на землю, пропитанную сахаром и мукой, но мне ни разу не попадалась такая полезная жила. Не только мы, но и десятки ленинградцев ежедневно ходили на сгоревшие продовольственные склады и копали там землю.
Однажды мой товарищ вспомнил, что его знакомый был столяром, и предположил, что у него наверняка должен быть столярный клей. Мы пошли к нему на квартиру. Столяра и его жену мы увидели мёртвыми. Нашли в квартире 4 плитки столярного клея, залили водой и стали кипятить. Клей размягчился, но есть его было невозможно из-за ужасно неприятного запаха. Однако утром, когда клей остыл, мы обнаружили образовавшееся на его поверхности желе, которое не пахло. А главное, его можно было есть, приправив лавровым листом, который неизвестно каким образом у нас оказался. Так мы протянули ещё один день блокады...
ВОСПОМИНАНИЯ О ДНЯХ ВОЙНЫ
Автор – Буряков Виктор Александрович, 1919 года рождения. Имеет ранг советника 1 класса. В 1951 году окончил Высшую дипломатическую школу МИД СССР. В 1955 - 1959 годах работал 2 секретарем посольства СССР в Албании, в 1963 - 1967 годах - заведующим консульским отделом посольства СССР в Италии, в 1971 – 1975 - опять же в Италии в качестве 1 секретаря посольства. С 1975 года до выхода в отставку в 1984 году работал заместителем заведующего научно-исследовательским отделом ИДУ МИД СССР. Участник Великой Отечественной войны. Награжден тремя орденами «Отечественной войны», два из которых - 1-й степени, 19 российскими и тремя иностранными медалями.
Великая Отечественная война для меня началась 27 июля 1941 года. В этот день я подал заявление о добровольном вступлении в Народное ополчение. Никогда не изгладятся в моей памяти те исторические дни. В Ленинграде с каждым днем нарастал мощный патриотический подъем. За три дня в военкоматы города было подано 100 000 заявлений с просьбой о приеме в Красную Армию.
Как комсомольца-активиста меня зачислили в Комсомольский отряд особого назначения. Формирование отряда происходило в ускоренном темпе. Через два дня нас уже доставили на место назначения (деревня Касьяково, 20 км севернее железнодорожной станции Волсово). Нам была поставлена задача немедленно приступать к сооружению капониров (стоянок), защищающих от пулеметного огня и мелкокалиберных снарядов и мин, новые советские истребители, поступившие на вооружение Красной Армии. Так работал на Каськовском, Ковалевском и Тосненском аэродромах.
…В первые месяцы войны в моей жизни произошло еще одно замечательное событие. Я, студент исторического факультета Ленинградского государственного университета, окончивший весной 1941 года лишь четвертый курс, 22 августа досрочно сдал государственный экзамен, мне был выдан Диплом с отличием и присвоена квалификация «историка». Как будущий историк (по наивности так мне представлялась моя будущая жизнь после войны), я с особым вниманием и интересом следил за событиями, происходившими в жизни Ленинграда и его населения, примечал изменения на проспектах и площадях, суммировал и обобщал факты, делал выводы.
Ленинград в первые военные месяцы напоминал былинного славянского богатыря, активно из всех сил готовившегося к решительной схватке со смертельным врагом. В поддержку Красной Армии формировались дивизии Народного ополчения. Город окружался сплошным кольцом траншей и огневых точек. В садах и парках сооружались убежища, в которых люди могли укрыться во время вражеских авианалетов. Чтобы воспрепятствовать приближению фашистских самолетов к стратегически важным объектам в определенных пунктах города, в небо поднимались аэростаты. На всемирно известные ленинградские шпили надевались маскировочные чехлы…
8 сентября 1941 года – роковая дата для Ленинграда. В этот день немецко-фашистские войска захватили Шлиссельбург, замкнули блокадное кольцо вокруг Ленинграда. Готовясь к штурму, вермахт в этот день провел первую дневную массированную бомбардировку города. По сообщениям печати, на Ленинград было сброшено 6 327 зажигательных и 48 фугасных (весом 250 - 500 кг) бомб. Гитлеровское командование рассчитывало, что беспощадная дневная бомбардировка посеет панику среди жителей города, парализует его волю к борьбе. В фашистские планы входило разрушение объектов стратегического значения и самое главное – уничтожение хранящихся в городе продовольственных запасов.
8 сентября я оказался свидетелем бомбардировки Ленинграда. Случилось так, что я находился на лесозаготовительной делянке, расположенной вблизи дороги от Ковалева в Бернгардовку. С дороги, проложенной по возвышенности, отчетливо просматривалась панорама Ленинграда. Над городом в нескольких местах поднимались столбы дыма, одним из которых, как я потом узнал, был дым горевших Бадаевских продовольственных складов. В небе, как комары, черными точками вились самолеты - это были немецкие бомбардировщики и атакующие их наши истребители. Из города доносились взрывы немецких бомб и частая непрекращающаяся стрельба нашей зенитной артиллерии. Запомнилась одна необычная подробность: осколки разрывавшихся в воздухе наших снарядов издавая частый негромкий стук, падали на макушки стоявших вокруг меня деревьев.
Уничтожение Бадаевских складов и невозможность Центра оказать продовольственную помощь Ленинграду вызвали страшные трагические последствия – повсеместный голод и массовую смертность населения… Бесстыдными и кощунственными выглядят высказывания современных популистов, в том числе и покойного писателя В.П. Астафьева, доказывавших, что тогда Ленинград следовало объявить «свободным городом» и сдать на милость победителя. Мне приходилось многократно слышать от коренных ленинградцев, что они плюнут писателю Астафьеву в лицо, если он со своими «завиральными идеями» появится в их городе.
Старожилы помнят, что зима 1941 – 1942 годов была необыкновенно морозной и снежной. Город был покрыт толстым слоем неубранного снега, по которому в разные стороны были проложены узкие пешеходные тропинки. Группами и в одиночку стояли в снегу троллейбусы и трамваи с высоко поднятыми покрытыми снегом дугами и штангами-усиками. Тут и там стояли припорошенные снегом полуразрушенные дома. У булочных, прижавшись к стенам, в течение многих часов стояли в ожидании хлеба женщины, надев на себя всю имевшуюся у них теплую одежду. Нередко на тропинках можно было видеть женщин, везущих на детских саночках ослабевших от голода мужчин, с головой накрытых одеялами. Проходя по городским улицам, нередко видел горестные картины: на заснеженных тропинках неубранными лежали умершие в пути ленинградцы. Еще более трагическое зрелище представляло собой пространство вокруг храма Вознесения Христова (в народе называемом «Спас на крови»). Здесь лежало множество умерших ленинградцев, завернутых в простыни или даже в одном нижнем белье. Оставшиеся в живых родственники, не имея ни сил, ни средств отвезти покойников на кладбище для индивидуальных захоронений, оставляли покойников там, возле храма, для последующего захоронения в братской могиле.
Острой жизненно-важной проблемой для ленинградцев стало обеспечение водой в связи с прекращением работы водо-насосных станций. Распространенным сюжетом для ленинградских художников и фотографов стало наполнение женщинами кухонных кастрюль и бидонов из проруби на Неве или из небольшого обросшего льдом водоема, образовавшегося на Невском проспекте при разрыве водопроводной трубы.
Обозленные провалом своих планов захвата Ленинграда, гитлеровцы продолжали беспощадно разрушать его своей дальнобойной артиллерией и авиацией.
Многие страницы истории осажденного Ленинграда до сих пор хранятся в моей памяти. Я помню, как в течение нескольких дней на Невском проспекте горел подожженный вражескими снарядами, Гостиный двор. В памяти запечатлелся пробитый вражеским снарядом, большой позолоченный купол храма «Спаса на крови». Прогуливаясь в наши дни по центру современного Санкт-Петербурга, я могу безошибочно указать, где на месте ныне красивых многоэтажных домов на улицах Пестеля и Желецова, на Невском проспекте, тогда, более 70-ти дет назад, стояли дома со страшно развороченными «внутренностями».
Огромная беда, а точнее говоря, катастрофа произошла с нашим домом, хорошо известным в Санкт-Петербурге «Домом Адамини». Этот дом - памятник высокого классицизма начала ХIХ века - стоял на углу Марсова Поля и Набережной реки Мойки. Вместе с Павловскими казармами он образует великолепный законченный комплекс на западной стороне Марсова Поля. Дом вошел в историю Серебряного века русской литературы. В находившемся здесь художественно-артистическом клубе «Привал комедиантов» многократно бывали Александр Блок, Анна Ахматова, Николай Гумилев, Андрей Белый и многие другие знаменитости.
В конце декабря 1941 года руководство разрешило мне на два дня отлучиться в Ленинград. Проделав свой нелегкий путь с Ковалевского аэродрома, я приближался к нашему дому. При взгляде на дом я как-то оторопел и не сразу сообразил, что произошло. Стены дома были целы и невредимы, но через пустые оконные проемы первого этажа виднелись разрушенные квартиры.
Понял, что произошло нечто ужасное, я вбежал во двор дома и, что было силы, устремился к стоявшему в дальнем углу флигелю, в котором находилась наша квартира. К моему счастью флигель не был поврежден. На едином дыхании я поднялся на второй этаж, где в десяти метровой комнате ютилась наша семья. Кроме матери, дома был и мой отец. Его казарма МПВО находилась не далеко, и в он в свободное от дежурства время заходил ненадолго домой. Родители рассказали, что дом был разбомблен 25 декабря 1941 года. Фашистский летчик, по-видимому, имел задание уничтожить стоявшую на Марсовом Поле зенитную батарею. Но, встретив мощный заградительный огонь, он уклонился от намеченного курса и сбросил три большие бомбы на наш дом. Много жильцов было убито и ранено. В полуразрушенном состоянии после войны дом стоял более 10 лет. Затем был восстановлен в полном соответствии с первоначальными чертежами Адамини.
